Читать книгу "Давным-давно  - Марина Леванова"

Девочка замерла и даже перестала терзать одеяло, подняла глаза и в ужасе воззрилась на него: «Наверное, выгонят?»

Цитариус Инарион удовлетворенно кивнул, затем откинулся на спинку стула и начал свой неспешный рассказ.

Она узнала, что находится в престижной Рутонской Академии величественного города Рутона, что нашел ее ночной патруль в нежилом заброшенном районе сумеречного подземелья, в закрытых и магически запечатанных катакомбах. Сам факт ее пребывания там вызвал недоумение и бурные споры среди высшего руководства магического круга, непосредственно занимающегося вопросом безопасности и охраны периметра жилого города, и если бы не свидетели, словам которых просто невозможно не доверять, они ни за что не поверили бы в реальность произошедшего.

Она с удивлением узнала, что дважды пересекала тонкую грань, опасно балансируя между жизнью и смертью. Множественные переломы, внутренние повреждения не оставляли никаких шансов на выздоровление. Трое суток не отходя от кровати больной и не оставляя ее одну даже на минуту, за ее жизнь боролись четверо достойных магов, поочередно подменяя друг друга, щедро делились своими жизненными силами и подпитывали энергией искалеченное тело. Да, конечно, у нее еще будет возможность познакомиться с этими людьми (точнее – с нелюдьми), которые спасли ей жизнь, а также с теми, кто нашел ее, вынес из подземелья и принес сюда. Самое главное: отныне она находилась под защитой магического договора, а значит, была неприкосновенна. Какого договора? Стандартного договора, заключающегося с каждым учеником Академии. Да, она является теперь младшей адепткой Рутонской Академии. Оплата обучения производится в счет будущих услуг самой Академии и высшего магического сообщества. И нет никому никакого дела до того, кем она раньше была и как жила. Ее жизнь началась в стенах этого древнего замка с того момента, как маленькая капля ее крови коснулась зачарованного пергамента, и до определенного времени всецело принадлежит теперь только Академии. А так как Академия находилась под многослойной магической защитой, то, находясь в ее стенах, ты еще становился и недосягаем для внешнего мира.

Удивленно хлопая золотистыми ресницами, девочка переводила взгляд с худого человека на изящную целительницу и не могла поверить в то, что только что услышала. Переспрашивать почему-то было стыдно. Колебалась лишь мгновение и вдруг твердо проговорила:

– Но у меня же нет никаких магических способностей, как же я буду здесь учиться?

Цитариус Инарион удивленно изогнул бровь, долго вглядывался в лицо ребенка, затем посмотрел на озабоченное лицо Шельги и твердо проговорил:

– Да, мы знаем, поэтому тебе придется особенно постараться, чтобы достойно носить на своих плечах цвета Академии, – улыбнулся он, и вокруг глаз разбежались морщинки, – неужели ты думаешь, что из этих стен выходят только одни маги?

Девочка кивнула.

– Ты заблуждаешься.

Во взгляде ребенка появилась твердость, и она уверенно ответила:

– Тогда я буду стараться.

– Тогда на сегодня все. Отдыхай, набирайся сил. Как только уважаемая наша целительница посчитает, что состояние твоего здоровья вполне удовлетворительно, приступишь к обучению. – Он поднялся и вышел из комнаты, жестом приглашая целительницу последовать за собой. Они скрылись с глаз.

Джим съехала на подушках и блаженно улыбнулась. Подняла руки и попробовала навести порядок на голове. На лицо набежала тень.

«Странно. Все же почему они такие короткие?»

Из-за дверей доносились приглушенные голоса. Она прислушалась. Не смогла разобрать ни слова. Выкинула из головы и улыбнулась.

«Просто не могу поверить, я – адептка Академии».

– Почему ты ей не сказал? – прозвучал вполне ожидаемый вопрос от целительницы, как только они вышли и оказались на приличном расстоянии от палаты.

– Так будет лучше для нее, – не оборачиваясь ответил Цитариус, увеличивая шаг. – Пусть она сама придет к этому, и желательно постепенно, а не сразу. – Остановился. – Тем более еще неизвестно, проявятся ли вообще какие-нибудь способности, – подошел к ней и взял за руки, тяжело вздохнул. – Ты сама все видела: ее тело истязали, волосы обрезали. Ее за что-то наказывали. Но наказывали столь бесчеловечным образом, что мне даже страшно помыслить, как она вообще смогла через все это пройти и после всего еще и выжить. Кто это сделал и за что? Возможно, мы об этом никогда и не узнаем. Зато нам представляется уникальная возможность – исцелить душу, заживить раны, излечить тело. Научить эту девочку снова радоваться, доверять людям, да и просто быть ребенком. Ну а если вдруг все же наступит такой момент, когда ей придется выбирать…что ж, тогда будем надеяться, что она сделает правильный выбор, – наклонил голову и грустно улыбнулся. – Тьма или Свет – это ведь необязательно всегда то, чем изначально мы привыкли их считать. – Он заметил, как дернулась Шельга при этих словах, сочувственно похлопал ее по плечу. – Сколько таких случаев история хранит в своей памяти? Главное правило жизни: все, что ни делается в этом мире, делается к чему-то, и нужно всего лишь время, чтобы это понять. – Он отпустил ее, отвернулся и вышел за дверь.

Шельга Араи, целительница, маг, дочь могущественного друида Алакора не просто знала такую историю, а была одной их тех, кто отчаянно и безнадежно любил одного из таких представителей Тьмы, являясь ярким представителем другой стороны – Света.

Джим Ветерн беспокойно теребила край одеяла и посматривала на входную дверь. На мгновение накатило необъяснимое чувство тревоги.

«Нет никакого повода для беспокойства. Такие добрые люди просто не могут быть плохими! А значит, определенно есть чему порадоваться!»

7

Любые порывы души – это всего лишь порывы, и иногда они правильные, а иногда – нет

«И вовсе нечему здесь радоваться!»

Джим Ветерн стояла с потерянным видом посреди просторного холла и тоскливо взирала на снующую с умным видом толпу учеников. Все куда-то спешили, все были чем-то озабочены, у всех были свои неотложные дела, а самое главное – все свободно ориентировались в этих бесконечных корпусах, коридорах, этажах, переходах, классах, аудиториях, будь они неладны. Вот уже месяц как она посещала занятия, точнее, она пыталась их посещать. Ни одна лекция для нее еще не началась вовремя, а это значит: каждый раз выговор от очередного декана, дружные насмешки от всего класса и постоянное недосыпание в погоне восполнить в ночное время (когда все нормальные ученики спят и набираются сил) недостающие конспекты. И даже не это самое трудное, сложно было найти свободный конспект, по которому в данный момент никто бы не занимался, а с учетом того, что приходилось блуждать в чужом, неведомом для нее корпусе, такое, казалось бы, незначительное действие становилось просто невыполнимым.

За все время ее пребывания в стенах Академии удалось запомнить лишь два маршрута, и при этом очень хорошо, почти с закрытыми глазами. Это дорога в столовую и более-менее дорога к своей комнате. Хотелось бы отметить, что комната, в которой она сейчас жила, была уже третьей по счету. Как-то с самого начала не задалось найти общий язык с соседкой первой комнаты, а следом и с хозяйкой второй.